«Какие воспитанные дети!» — восклицает хозяйка домика на море, который мы снимаем. Хозяйка треплет щечку Дуне, отдает ключи и уходит. Воспитанные дети с гиканьем врываются в дом.
Меня зовут Нина Архипова, и у меня действительно воспитанные дети. Мы ходим в музеи, магазины, гости и походы. Разговариваем шепотом, вежливо, поем хором песни, носим сумки и не пререкаемся из-за покупок. Потом дети садятся в машину и немедленно устраивают свару, кто где сидит, кто кому какой палец показал, кто что сказал. Мать-дракон рявкает. Соседняя машина орет сигнализацией в ответ.
Ульяна не хочет уезжать никогда и никуда. Каждый раз переезд — это история про орать, страдать, приходить ночью и молча смотреть, пока я не проснусь. Море хорошо бы перенести к подъезду, а также горы, озера, петроглифы и медведей. Как мы решаем эту проблему? Никак. Невозможно запретить Ульяне переживать из-за переездов. Отвлечь, увлечь, потрясти погремушкой, предложить вознаграждение? Давайте скажем прямо: это не работает. Хоть один взрослый человек в тревожной для себя ситуации пробует попеть веселую песню? Перед экзаменом, например. Пройтись вприсядку по коридору в ожидании важных анализов. Прочитать стишок, устраиваясь на работу. Так что мы даем Ульяне пострадать, позаламывать руки. А потом едем по месту назначения. Мать-дракон не склонна к компромиссам.
Ванечка пребывает в чудесном возрасте познания неприличного. Все шутки про половые органы — его. Целующиеся парочки освистываются и обсмеиваются. Громко, от души — Ванечка приглашает случайных прохожих присоединиться к его веселью. Превентивные призывы к порядку не имеют над Ванечкой никакой силы, потому что иметь в поле зрения поцелуи и не ржать он не может. По дефолту. Тут главное — заметить поцелуи первыми и издать предупреждающий рык. Помогает разница в росте и бдительность. И да, целоваться в общественном месте нормально, а орать и насмехаться над поцелуями — нет. То ли дело дома.
Дунец — девушка основательная. Уж если она что себе придумала, то с намеченного плана не свернет. Не согнуть нашего Дунца каким-то там обстоятельствам. Прекрасное качество, жить с ним решительно нет никакой возможности. Потому что Дунец не только целеустремленный человек, но и мстительный. А еще виртуоз по части отлынивания от общественно полезных работ. Наш Дунец предпочитает порхать как бабочка по жизни вместо скучноватого мытья посуды. Признаться, этим она в мать. Семья наша выдержит только одно легкомысленное существо, поэтому Дунец попадает в тиски необходимости. Должны же быть у родителей преимущества, так сказать. Помыть посуду или там убрать свои вещи у Дунца получается не то чтобы в один подход. Или в один день. Или в одну неделю. Но мать не сдается и продолжает эксплуатацию несовершеннолетних. Несовершеннолетние орут и мстят.
Ребенок Мария очень серьезен. Таким серьезным человек может быть единожды — в пубертате. Мария такая серьезная, что об ее мнение можно точить ножи. Или топор. Иногда Мария становится веселой, и тогда она точит топор о нас. Мы претерпеваем, наполняясь смирением и яростью. Родители и подростки — сообщающиеся сосуды. Между ними (нами) перетекает истина, любовь и гнев. Взболтать, но не смешивать. Дистиллируется, избавляется от всяких шлаков вроде милосердия или там прощения. Капает на пуповину, пуповина шипит и трескается. Сепарация, жестокая ты вещь. Ребенок Мария, вроде бы сознательный человек в свои 12 годков, вдруг исполняет «Интернационал», когда ее просят передать тапочки Дуне. «Эксплуататоры, — всем своим существом кричит Мария, — сатрапы!» В этот момент она прекрасна. Мать-дракон плюет огнем во все, что движется. Все, что ранее двигалось, выстраивается по росту и поет гимн во славу родительской власти.
Мы, родители, мало что можем по-настоящему. Исправить, улучшить, углубить и так далее работает в четко ограниченных рамках податливого до поры до времени ребенка. Растущая личность разрывает любые оковы и повергает в прах все усилия по модернизации. Так устроено взросление: на разрыв и вопреки.
Если меня чему и научило материнство, так это маскировать беспомощность вежливостью. Достаточно научить ребенка использовать слова «спасибо», «пожалуйста», «можно я», как протесты и требования обретают благородный флер безопасности. Можно сдавать позиции, сохраняя лицо. Можно говорить, что у меня воспитанные дети. На самом деле это варвары в одеждах патрициев, они давно захватили императора и правят от его имени. Император счастлив, у него есть красивая корона и колесница. Иногда он представляет себя драконом.
